|
«Системы повсюду!» Восклицание это принадлежит не Уёмову, а известному биологу Л. фон Берталанфи, почитаемому в качестве основателя общей теории систем. Но на самом-то деле Берталанфи создал не общую, а обобщенную теорию: ведь он перенес знания о биологических системах (главным образом, организмах и популяциях) на некоторые другие области. «Системы» в его смысле можно было обнаружить отнюдь не везде: Берталанфи не стал бы рассматривать как системы то, что называют системой чисел, или треугольником, или созвездием. Аналогичным образом поступали и многие другие авторы, с той только разницей, что обобщение шло от математики, физики и иных, уже известных и вооруженных своими методами, дисциплин. В конце концов, системы обнаруживались вроде бы всюду, но, во-первых, только в соответствии с предлагаемым системщиком от данной дисциплины определением, а во-вторых, везде были и объекты, системами не признаваемые. Каждый системщик делил универсум мира на системы и не-системы. При этом всегда можно было бы спросить, не является ли любая такая «не-система» все же системой в каком-то ином, не предполагаемом автором смысле. По Уёмову же не мир делится на системы и несистемные “конгломераты”, а любой предмет может пониматься и как одно, и как другое – в зависимости от способа его представления. И дело даже не в «представлении» как умственном конструкте. Ничто не мешает думать, что если речь идет об объективно существующем предмете, то и любая из систем, построенных на этом субстрате, также существует объективно, отличаясь от иных систем только относительно: выбором аспекта, в котором этот предмет рассматривается.
Системный подход к исследованию объектов как систем открывал новые горизонты. В конце 60-х годов при кафедре философии Одесского государственного университета была открыта лаборатория, где А. И. Уёмов с группой сотрудников и аспирантов доводил идею понимания любых объектов как систем до уровня общей теории систем. Для определения вещи как системы требуется сначала зафиксировать «концепт» – смысл, в котором данная вещь понимается. Затем указывается некоторая «структура» (т.е. либо отношения, либо набор свойств, которые соответствуют этому концепту). И лишь в последнюю очередь сама вещь предстаёт в виде «субстрата» – материала, на котором осуществляется системное представление и который либо членится на элементы, либо предстает неразделенным. Кроме философских категорий свойства, отношения и вещи, для столь универсального понимания мира понадобилась еще одна тройка философских понятий: «определенное», «неопределенное» и «произвольное». Ведь речь идет о произвольной вещи, которая понимается как система, о какой-нибудь (не обязательно единственно возможной) структуре и о совершенно определенном (зафиксированном предварительно) концепте.
Такое определение «системы» оказались очень удобными для собственно системного исследования вещей. Теперь стал возможным не просто анализ непосредственно данных свойств и отношений произвольной вещи в универсуме (вроде таких, например, как масса, цвет, скорость, заряд, темперамент, сообразительность, господство и т.д.), но и специфически системных. К числу таких системных характеристик, т.е. требующих предварительного системного представления, были отнесены такие, как однородность, завершенность, стабильность, надежность, упорядоченность, уникальность, целостность и ряд других. Они стали описываться четко – в качестве значений системных параметров. Проведя гигантскую эмпирическую работу по установлению корреляции разных значений системных параметров, в лаборатории системных исследований удалось сформулировать несколько десятков системных закономерностей и обнаружить их практическое применение. Из множества публикаций на эту тему Авенира Ивановича и его учеников, назову только фундаментальную работу самого Уёмова: «Системный подход и общая теория систем» (М.: Мысль, 1978).
|